Гаврош не дала старику углубиться в мрачные мысли. Нельзя позволять ему делать это.
– Ни один человек из окружения Вахи не желает работать с нами?
– Только вертолетчик согласен.
– Вислоносый?
– Да.
– Но он же не чечен.
– Он работает за деньги. К тому же он верующий мусульманин. Но это все бесполезно... У меня нет людей.
Гаврош вспомнила записку Хаттаба. Пришло, кажется, время брать операцию в свои руки. Только пока еще не следует избавляться от Мусы. Пока он может и пригодиться. А потом будет видно...
– Ты знаешь, как найти этого вертолетчика без Вахи? Адрес, телефон...
– Знаю. Только лучше работать через Ваху. Так надежнее. Как-никак местные пока еще прислушиваются к его мнению.
– Его мнение, считай, уже ничего не значит. Можешь забыть даже его имя.
– Как? – не понял Муса и насторожился.
– Ваха отказал в помощи не нам с тобой. Он отказал в помощи даже не Хаттабу. Он отказал в помощи своему народу. Ваха приговорен...
Он посмотрел на нее долгим взглядом. На слова другого человека Муса, может быть, не отреагировал бы так, как на слова этой женщины.
– Ваха сильный. Он выдержал войну с местными авторитетами и выстоял.
– Потому что я его пожалела и поддержала. Но он этого не знает. А я поддержала его потому, что он чеченец. Я так думала раньше. Сейчас собирай вещи, вы с Умаром уходите отсюда.
– Почему?
– Потому что скоро сюда приедут люди Вахи. Те из его людей, кто еще захочет пойти за него уже без него. Такие тоже могут быть. Ты знаешь тейп Вахи?
– Его тейп не имеет сильного голоса дома.
– Но они могут прийти.
– Зачем?
– Искать тебя.
Муса ничего не понял, но у него не было сил углубляться в детали. А если и понял, то не было сил сопротивляться волевому решению этой женщины.
– Умар, собирай вещи...
– Выйдете отсюда, – объяснила Гаврош Умару, – останавливаете машину и едете до троллейбусной остановки «Мебельная фабрика». Там или уже будут вас ждать, или вы немного подождете. Муса...
– Да, Гаврош? – Как быстро он из командира стал ее подчиненным. И даже ничто в недавно крепком духом боевике не шевельнулось, не восстала гордость, не пробудились воспоминания о днях, когда он сам был сильным и авторитетным.
– Кто еще знает, где расположилась моя группа?
– Только Ваха и его телохранитель. И еще врач с водителем.
– А те люди, которые были на собрании? Ты говорил им что-нибудь?
– Про лагерь они не знают. Но они знают главное...
Гаврош в раздумье прошлась по комнате за спиной у старого чеченца. Он не оборачивался.
– Это плохо. Как бы их вместе собрать? Может быть, ты позвонишь Вахе и скажешь, что я хочу побеседовать с ними. Сразу со всеми. Скажи, что у меня есть новости из дома и из Екатеринбурга. Вертолетчика не надо. Об этом особо предупреди. Он пока – лишний.
– Уже вечер...
Она не обратила внимания на его явное нежелание.
– Ваха должен их собрать. И пусть попросит быть неподалеку того же врача. После собрания ему следует съездить к раненому. Али стало гораздо хуже. Высокая температура. Иногда бредит.
– Хорошо, – устало сказал старик. – Я попробую, хотя мне кажется, что из этого ничего не получится.
Муса привычным движением протянул руку и держал ее так, пока Умар не заметил. А как заметил, тут же вложил в ладонь трубку сотового телефона.
Разговор длился недолго.
– Через час он соберет их в офисе. И врач будет.
– Хорошо.
Гаврош достала свой телефон, разложила маленькую аккуратную трубку и быстро набрала номер. Ответили почти сразу.
– Халил, как у вас дела?
– Чистим оружие.
– Как майор?
– Нормально. Не плачет.
– Собирайтесь и вдвоем выходите к остановке троллейбуса. Встретите Мусу с Умаром. Проводите их к себе и позаботитесь, чтобы удобно устроили. Пусть пока «лопухи» комнату им приготовят.
«Лопухами» она звала тех парней, что занимались строительством. Воевать они не умели или не хотели. Так пусть же хоть так помогают. В том, что они не предадут, сомневаться не приходилось. У всех остались дома матери, жены и малолетние дети. Они знают, что будет с ними самими и с семьями в случае предательства.
– Хорошо, Мария. Ты сама когда появишься?
– Когда мое время подойдет... – Она никогда не докладывала, куда уходит и во сколько вернется, если в этом не было необходимости.
– Майор спать просился. А ключ от комнаты у Исмаила. Куда его положить?
– Возьми запасной ключ... Вернетесь, пусть ложится спать. – Гаврош хорошо знала, что ключи от комнат из лагеря не уносятся. Да там все замки можно одним ключом открыть. Просто Халил спрашивал ее разрешения на то, чтобы оставить майора без пригляда. Пожалуй, после того как она вернула ему оружие, это можно. – И – внимательно слушай его... В той комнате есть телефон. Он обязательно будет проводить осмотр и найдет.
Халил понял.
Гаврош спрятала трубку. Принялась застегивать куртку. И только тут заметила, что на рукаве у нее остались следы крови. Но мыть рукав она не стала.
– Собирайтесь. Пошли.
– А где у тебя Исмаил? – спросил Муса.
Она ответила резким взглядом.
– У Исмаила есть привычка. Если я вхожу в подъезд, он смотрит за тем, как я буду выходить. И не помешает ли мне кто... Пойдемте быстрее. Кстати, там, на остановке, вместе с Халилом будет еще один человек. Это отставной майор спецназа. Свежая вербовка. При нем пока не надо говорить лишнего...
Муса посмотрел на нее внимательно. Значит, не совсем еще скис. Пытается сообразить. И понял, чем занимается здесь Гаврош – вербовкой людей в те отряды, для которых и готовятся акции в двадцати городах. Эти отряды должны на уши поставить все тылы федеральной армии. И вернуть войну на привычное русло. Как в прошлый раз...
2
Дверь хлопнула так, что чуть не вылетела.
– Чтоб всех этих хваленых спецназовцев во время операции понос прохватил...
Лоскутков, возвратившись в свой кабинет, даже любимому, всегда чистому письменному столу дал пинка со злости. Но боль в ноге возвратила ему не только чувство самосохранения, но и некоторую успокоенность.
– Чапаев, кажется, табуретки ломал, а ты дальше пошел... – сказал склонный к философичности Володя, занося стакан чая для шефа и наполовину выпитый стакан для себя. – Что начальство? Лютует?
– Где твой Толстов? Почему не звонит?
– А он не мой, он твой. И вообще, жив ли он еще?
От такого вопроса капитана у Лоскуткова прошла злость не только на дверь и на стол, но и, как ни странно, на Толстова. Он, конечно же, понимал, что Толстов здесь совсем не виноват. Обстоятельства сорвали хорошо продуманную операцию. И не им одним продуманную, в ФСБ тоже поломали надменные головы и клялись матерью, что держат все на контроле. Но и у них вышла промашка. Не любил майор, когда ситуация выходит за рамки запланированного и грозит непонятными и непредсказуемыми ходами.
А случилось все так.
Он вместе с Володей выехал на допрос в СИЗО. Всего-то на два часа. Следователь из прокуратуры замучил, требовал завершения старого дела. Но группа захвата городского управления была предварительно проинструктирована. Были проинструктированы и сотрудники службы «02». При упоминании имени частного сыщика они должны были передать сообщение в «город». А оттуда позвонили бы Толстову на сотовик.
Но их оставили в дураках. На «02» никто не звонил. Позвонили дежурному по районной прокуратуре. К несчастью, дежурил как раз тот следователь, который вел дело об убийстве продавщицы в киоске. Он отреагировал адекватно. Он и не мог, если разобраться, отреагировать иначе. Посчитал, что на ловца и преступник вприпрыжку бежит. Дежурный передал сведения в райотдел и сам распорядился выслать группу захвата. Задержанного велел немедленно тащить к себе, чтобы допросить свеженького совместно с опером. По горячим следам всегда приятно допрашивать, это и сам Лоскутков знал. Но районная группа захвата не знала сути дела, не знала даже, что работает она против отставного офицера спецназа ГРУ. Времени на выяснение личности не было – выехали сразу. Ну и что – частный сыщик... Мало ли их, частных сыщиков... Начитался человек детективных романов и двинул работать в детективное агентство. Лицензию получить может всякий, кому не лень. Менты зачастую относятся к частным сыщикам с пренебрежением. Как профессионалы к дилетантам.