Я вернул нож подполковнику. Пусть еще построгает.

Он продолжает сидеть, а мне не сидится. Я осмотрелся и двинул дальше, прогулялся между корпусами и тут увидел рыбака, который торопливо шел к лагерю прямо по льду. Кто такой? Что его сюда несет? Ведь могут дурака и подстрелить, если что заметит лишнее. Я стал всматриваться в приближающуюся фигуру. Оказалось, это мой друг Халил. Вот уж чего не ожидал от него, так это страсти к зимней рыбалке...

– Ушицу на обед попробуем? – спросил, когда он вошел в калитку. – Как клевало?

– Угу... – невпопад кивнул Халил.

Замерз, бедолага, как волк из сказки. Интересно, не приговаривал ли он сакраментальное волчье: «Ловись, рыбка, большая и маленькая». Или он приговаривал... Или он приговаривал другое...

Халил двинул сразу в штаб. Не в свою комнату, где у него пить просит раненый Али, а в штаб.

Я все понял. Захотелось побежать быстрее к подполковнику и выложить ему свое открытие. Но ноги сами собой понесли меня неторопливо в противоположную сторону, к военному «КамАЗу». Водитель поднял кабину и ковырялся в двигателе. Засунув руки в карманы, я понаблюдал за ним, пнул машину в колесо, под него же сплюнул и только после этого пошел к Лене.

Подполковник строгал новую дощечку с еще большим увлечением, чем первую. Даже губу от усердия закусил.

– Плотина. Шлюз, – сказал я.

– Я догадался... Рыбак – разведчик...

Приятно общаться с опытным профессионалом.

– Что можем сделать?

– Думаешь, сейчас пора срываться?

– Не знаю... – голос его подсел.

Я сразу догадался, что «сорваться» сейчас – это значит подставить дочь подполковника. Боевикам недолго набрать номер и передать в Уфу приказ. А мы когда еще доберемся до телефона, когда еще сможем дозвониться до Асафьева, а сам Асафьев когда еще достучится до Уфы, чтобы девчонку прикрыли. Ведь Асафьев даже не знает, что мы здесь. И Лоскутков не знает. Возможно, они думают, что мы уже считаем километры по дороге в сторону кавказских курортов.

– Логично, – сказал я и сел рядом.

– Что «логично»?

– Твое «не знаю». А как смотришь на возможность положить их здесь? Это-то мы сможем.

– А ты уверен, что все они здесь? Судя по размаху операции, здесь только половина, если не треть группы. Остальные уже, возможно, приступили к действию. Заложники, специалисты, прикрытие, вертолет и прочее... Сколько у них всего людей, кто чем занимается? Кого где искать?

– Да. Возможно, это вообще группа поддержки. Или резервная группа. Выступать сейчас слишком рискованно. Мы даже не знаем, может быть, захват уже идет полным ходом. Куда уехала Гаврош? С кем-то ведь она еще общается, что-то с кем-то координирует. Если бы здесь был главный штаб, то все стекалось бы сюда.

– Правильно. Только я не могу сообразить, что нам делать. Ждать удобного момента труднее всего.

– Согласен. Но теперь, когда головы у нас перетрудились и мы кое-что узнали, пойдем в корпус. Холодать стало.

– А с этим я согласен. – Подполковник встал. – Водку, зараза, унесла. Мне сейчас для успокоения нервной системы стакан бы не помешал.

Я предпочел уйти не потому, что стало холодать. Вышедший на крыльцо штаба Исмаил внимательно за нами наблюдает. Я бы даже сказал, что абсолютно нагло наблюдает. Я знавал людей, которые умеют читать речь по артикуляции. Чем черт не шутит, может, и боевик этому обучен. При всей угрюмости, лицо у него достаточно умное.

– Насчет водки я подумаю... – сказал я. – Мне показалось, что Муса хорошо знаком с образом жизни солдата удачи. Схожу к нему. Попрошу сочувствия.

– Попробуй.

2

Володя ворвался в кабинет ураганом, второпях даже дверь закрыть забыл.

– Есть след... – и бросил на стол перед Лоскутковым обрывок бумаги с принтера дежурного.

Майор медленно поднял глаза от папки с материалами уголовного дела, папку убрал в стол и только после этого взял в руки бумажку.

Сам он выглядит не очень. Видимо, нервничал и не спал ночь, хотя ушел домой довольно рано – под глазами синяки, рысьи глаза с утра красноваты, лицо заострилось и стало еще жестче, чем обычно. И даже не побрился, чего с ним не было, даже когда бриться было трудно из-за сломанной челюсти. Рыжая щетина торчала клочками. Сейчас ему бы задержанных допрашивать. Такого опера любой закоренелый уголовник испугается. Но привычной злой энергии в майоре не чувствовалось.

– Не вижу следа... – сказал он, прочитав сообщение.

В сообщении говорилось, что на тихой улочке, застроенной частными домами, два человека посадили в машину технолога ремонтных мастерских Людмилу Филипповну Долгих, зажали ей лицо тряпкой и увезли в неизвестном направлении. Само происшествие видел из окна своего дома сосед. Он даже видел, как лицо тряпкой зажимали и как Людмила Филипповна «сначала пыталась вырываться, а потом быстро затихла. Наверное, усыпили». Старческая дальнозоркость позволила соседу хорошо рассмотреть лица. Ему показалось, что это кавказцы. По крайней мере, один – точно. И еще он успел записать номер машины, на которой женщину увезли. Кажется, это «Жигули», но модель он не знает, потому что в машинах не разбирается.

– Читай внимательнее, – настаивал Володя.

– Ну и что – кавказцы... – Майор перечитывать не стал, он и с первого раза схватывает нужные факты. – Знаешь, сколько у нас в городе кавказцев бродит по каждому базару. Кто торгует, кто ворует... И каждому бабу подавай, а то и две... Южный темперамент. Вообще это дело не по нашему отделу...

Володя тяжело вздохнул. Лоскутков точно не выспался и соображает чрезвычайно туго. Следует ему сделать чай покрепче, чтобы проснулся окончательно. И обязательно без сахара.

– При чем здесь кавказцы... Номер машины...

Лоскутков еще раз посмотрел на номер. Вроде бы знакомый. Где-то он встречал такой. Но память отчетливо подсказывала только сам номер, а не машину.

– Толстов?

– По-моему, его номер...

– Проверь.

Володя сел за компьютер шефа, который самостоятельно, не дожидаясь, когда майор расшевелится, начал понемногу осваивать, и отстучал запрос. Ждать пришлось почти минуту – компьютер слабенький, и минута эта длилась для них год.

– Владелец транспортного средства – Толстов Сергей Иванович, – прочитал он ответ почти торжественно и с пионерскими нотками в голосе.

– Фотографию Толстова. Срочно! – рявкнул майор.

– Где я ее возьму?

– В «Аргусе». В личном деле.

– Ты знаешь, какие фотографии в личное дело вклеиваются? То, что дома двадцать лет валялось. Может, в разрешительном отделе, когда он оружие оформлял? Но там тоже маленькие. Разве этот мужик с маленькой опознает?..

– Гони за этим мужиком. Возьми мою «телегу». И быстро... – Лоскутков бросил на стол ключи от машины, а сам схватил телефон и стал набирать номер, с трудом вспоминая нужные цифры. Обычно он сам по этому номеру не звонил, предпочитал просить Толстова.

– Привет, майор. Лоскутков беспокоит.

– Здравствуй, майор, – у Асафьева голос тоже усталый и вздох следует чуть не через каждое слово. – Что-то новое есть? Не объявился еще наш особо опасный преступник?

– Объявился. У тебя случайно нет его фотографии? Для опознания надо...

– Нет. Я вообще по долгу службы фотографироваться не люблю. Толстов, мне кажется, тоже. А что случилось?

Лоскутков объяснил.

– Понятно. По-моему, лучше всего будет найти его бывшую жену. Толстова Антонина Петровна, кажется, или Николаевна. Проверь ты, и я тоже попробую. У дочери могут быть фотографии отца. Они с дочерью дружат. И держи меня в курсе дела. Кстати, что представляет собой похищенная женщина? Секс-бомба? Зачем она им понадобилась? Технолог из каких-то мастерских. Это даже не мастер цеха, чтобы что-то отремонтировать. К тому же – усыпление. Непонятно... С выкупом они в такой обстановке связываться не будут. Это ясно. Что тогда?

– Володя сейчас привезет соседа, который сообщил о похищении. Там уже, кстати, оперативная группа работает. Тогда что-то сможем и выяснить. Кстати, ты бы по своим каналам нашел эти мастерские. В самом конце улицы Дарвина. Я даже не знаю, что там такое. Выяснил бы про эту женщину.